"Рождественская рассказявка"
— Оркестр! Где этот оркестр, мать вашу?
— Здесь, Пётр Андреевич, вон они на лавочках сидят.
— Сюда их, быстро! Пусть встанут в начале платформы.
Толстенький мэр в белой дублёнке сердитым взглядом обвёл перрон перед старым облупившимся вокзалом.
— Это что за толпа? Что за бабки такие?
— Активистки, их согласовывали с отцом Никанором.
— Ну так на ту сторону их. И транспаранты им выдайте что-ли. А то стоят не пойми как.
— Мы не готовили транспаранты, Пётр Андреевич. Сметы на них не выделялось.
— Отбери поприличней из тех, что со дня конституции остались. Или со дня победы, там. Придумай что-нибудь.
Чем дальше, тем больше лицо мэра наливалось дурной кровью.
— Где группа от союза ветеранов?
— Они в здании вокзала, греются. Я проверял, там всё в порядке.
— Хорошо. А это что такое? Что за дети? Кто пустил?
— Вы же сами сказали: из соседней школы пару классов с цветами.
— Ну так поставьте их в сквер, за вокзалом. Вручат цветы, когда делегация будет садиться в машины.
Еще минут десять мэр расставлял по перрону людей в одному ему ведомом порядке. Затем потребовал мегафон и, забравшись на присыпанную снегом лавочку, обратился к народу.
— Граждане! Сегодня торжественный день - Рождество. Через полчаса состоится прибытие поезда с делегацией, везущей Благую Весть.
Над толпой послышались редкие возгласы и поднялись потёртые плакатики с фотографиями президента, самого мэра и министра культуры.
— Прошу всех быть внимательными. В целях недопущения террористических актов и политических провокаций, просмотр Благой Вести будет производиться вечером перед зданием администрации города. Для прохода будут организованы рамки металлодетекторов и оцепление...
Мэр ещё поорал в хриплую трубу мегафона, утомился, слез на землю и
потребовал у помощника кофе.
А поезд всё не ехал и не ехал. Толпа, под медленно падающим снегом, становилась похожа на голую тёмную пашню поздней осенью. И только изредка долетающие детские крики рушили серьёзную картину.
Изгнанные с вокзала вторые классы “А” и “Б” резвились в жидком скверике. Старые деревья, помнящие еще проезжавшего здесь однажды Льва Толстого, служили отличными декорациями для битвы снежками. Шум, крики, гам. Молоденькая учительница, флиртующая с лейтенантом полиции, давно бросила наводить порядок…
Маша присела на край скамейки, сняла промокшие до нитки варежки и дышала на замерзшие руки.
— Холодно?
Девочка подняла взгляд. Перед ней стоял улыбающийся мужчина в потёртом ватнике поверх рабочей спецовки. Светлые длинные волосы рассыпались по воротнику.
— Угу.
Незнакомец присел перед девочкой на корточки и сунул руку за пазуху.
— Сейчас согреешься. Подставь ладошки.
Он достал что-то и опустил в протянутую горсть. Тёплое-тёплое. Как котенок. И светлое. Как солнышко. Нечто хорошее. Такое хорошее, что в горле вставал комок. Это хотелось хранить, как самую большую драгоценность. И в то же время делиться. Раздать всем и каждому.
— Что это?
Мужчина наклонился к девочке близко-близко.
— Это Весть, - голос стал шепотом, - Он родился. Сегодня, сейчас.
Маша ничего не поняла. Только что это очень важно. Наверное, самое важное, что она слышала за свою жизнь.
— И она вся мне?
Мужчина улыбнулся.
— Нет, для всех. У меня её хватит на всех.
Маша хотела ещё спросить, но мужчина уже поднялся и уходил. Между играющих детей, прочь от вокзала с официальной делегацией встречающих. Не оставляя на белом снегу ни малейшего следа. Потому что “вестник” переводится на греческий как “ангел”.
(с) Александр "Котобус"Горбов
Гнездо Дядюшки Котобуса
P.S.
“не придет Царствие Божие приметным образом,
и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там.
Ибо вот, Царствие Божие внутри вас”
От Луки, 17:20
